Орган юридического лица как его представитель

Орган юридического лица как его представитель*(1)

В свете реформы раздела ГК РФ, касающегося юридических лиц,
анализируются последствия применения к органам юридического лица норм о
представительстве.

Отечественное корпоративное право, несмотря на относительно недолгую
историю, уже имеет свои вечные темы для дискуссии, одной из которых
является спор о юридической квалификации положения органов юридического
лица. Сам термин "орган юридического лица" отсылает к теориям
юридического лица, в том числе и к органической теории*(2), заставляя
именно там искать обоснование этого понятия.
Собственно говоря, такой подход обычно и избирается российскими учеными
при исследовании правового статуса органов юридического лица: от книги к
книге, из статьи в статью мигрируют ссылки на одни и те же работы
авторов дореволюционного и советского периодов, содержащие анализ
соответствующих теорий*(3).
В отечественной доктрине привязка вопроса о природе органа к теориям
юридического лица служила сильным щитом против любых попыток
подступиться к изучению вопроса и оспорить саму целесообразность
существования какого-то отдельного понятия для обозначения лиц, имеющих
право действовать от имени юридического лица. Ведь попытавшись пойти по
пути изучения теорий юридического лица, исследователь неизбежно
запутывается в хитросплетениях доктринальных измышлений о "субстрате
юридического лица" или его отсутствии, которые в великом множестве
породила европейская (преимущественно немецкая) юриспруденция на
протяжении XIX - начала XX в., а вслед за ней и советская доктрина. В
результате автор вынужден опираться на зыбкую почву умозрительных
конструкций юридического лица, а в худшем случае изучение вопроса
подменяется набором обязательных цитат, венчающихся лозунгом,
провозглашающим, что "органы - это часть юридического лица".
На наш взгляд, такой подход к анализу правового статуса органа в
настоящее время выглядит во многом искусственным и препятствует
аргументированной дискуссии.
Присущая теориям юридического лица известная доля схоластичности
затрудняет обсуждение, поскольку аргументация сторонников концепции
органа как самодостаточного понятия во многом недоступна для
рационального восприятия. Так, в отечественной литературе читатель может
почерпнуть сведения о классификации органов на "волеобразующие" и
"волеизъявляющие" и даже ознакомиться с весьма образными описаниями
того, как протекают волевые процессы юридического лица*(4).
Познавательная ценность таких описаний, сопровождающихся туманными
определениями ("волевые акты внутреннего характера",
"внутриорганизационная деятельность"), не вполне очевидна*(5).
Юридическое лицо в зависимости от предпочтений каждого конкретного
исследователя именуется фикцией, коллективным субъектом, точкой
прикрепления прав и обязанностей и т.д., характеризуя одну или несколько
черт юридического лица, выделяемых соответствующим автором.
В рамках такого подхода легко забыть, что сами по себе эти теории
создавались под влиянием значительного количества факторов общественной
жизни конкретного исторического периода. Например, теория фикции, помимо
прочего, была удобна для обоснования разрешительной системы регистрации
юридических лиц (ведь фикция должна быть признана государством), тогда
как теория реальности юридического лица, напротив, подходила для
объяснения либерального явочного порядка регистрации, востребованного в
Германии в эпоху промышленного капитализма конца XIX в., на что
справедливо обращали внимание некоторые советские правоведы*(6). Иными
словами, соответствующие теории позволяли решать вполне практические
задачи, стоявшие в то время на повестке дня.
Кроме того, нужно учитывать, что все эти теории создавались в условиях
отсутствия законодательной ясности и господствующего доктринального
мнения по вопросу о том, что есть субъект права, поэтому каждая из
теорий юридического лица неизбежно несла отпечаток теорий о субъекте
права, в понимании которого в разное время на первое место ставились
воля, интерес и т.п.*(7)
Сейчас в зарубежном праве при решении конкретных практических проблем
нет привязки к какой-то одной теории юридического лица*(8). Интересно
отметить, что и отечественные правоведы в последнее время признают, что
эти теории носят схоластический характер и не имеют значимого влияния на
законодательство и правоприменительную практику*(9).
Следовательно, теории юридического лица не могут служить серьезной
опорой для выводов о юридической квалификации органов юридического лица.
В конечном счете можно поддержать прагматичный подход А.В. Егорова,
который указывает, что главную роль играют не доктринальные выкладки, а
практические последствия той или иной теории, и если теория
"директор-орган" приводит к несправедливым правовым последствиям, это
серьезный сигнал о том, что она не вполне годится, так как нельзя
заниматься формализмом*(10).
Важно понимать, что квалификация органов как представителей имеет не
просто доктринальное значение, а является без преувеличения
первостепенным вопросом для будущего гражданского оборота, так как в
России предпринимательская деятельность в абсолютном большинстве случаев
ведется посредством юридических лиц.
Реформа ГК РФ затронула в том числе и раздел о юридических лицах. Для
нас представляет интерес новая редакция п. 1 ст. 53 ГК РФ: "Юридическое
лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские
обязанности через свои органы, действующие от его имени (пункт 1 статьи
182) в соответствии с законом, иными правовыми актами и учредительным
документом". Следовательно, законодатель наконец-то недвусмысленно
указал на то, что лица, осуществляющие полномочия органов юридического
лица, являются представителями.
Все это дает хороший повод для того, чтобы в рамках настоящей работы
обобщить и разобрать аргументы в пользу концепции органа юридического
лица как самостоятельного понятия, господствующей в отечественной
доктрине более полувека. Кроме того, полагаем важным проанализировать
последствия того, что к органам юридического лица будут применимы нормы
о представительстве.

Анализ аргументов против признания органа юридического лица представителем

1. Как правило, в ходе дискуссии о природе органов первым приводят
аргумент о том, что в отличие от представителей органы юридического лица
являются не самостоятельными субъектами, а лишь его частью и их действия
- это действия самого юридического лица*(11).
Использование этого аргумента обусловлено представлением юридического
лица в виде реального субъекта - организации, где лица, осуществляющие
полномочия органа, действуют в качестве ее части. Например, В.А.
Рясенцев говорит о том, что лица, составляющие орган, являются частью
"общественного единства"*(12). Между тем рассуждения об организации или
общественном единстве при всей своей образности не дают четкого
объяснения, почему действия одного субъекта (лица, а в случае
коллегиального органа - нескольких лиц), порождающие юридические
последствия для другого субъекта (юридического лица), не могут считаться
представительством в том смысле, как оно понимается в отечественной
доктрине и законодательстве.
Можно ли за счет умозрительных манипуляций превратить самостоятельного
субъекта (директора, члена коллегиального органа) в часть юридического
лица и таким образом отказаться от решения проблем? На наш взгляд, нет.
Стремление доказать реальность юридического лица либо найти какое-то
иное объяснение этому феномену не может изменить реальность физических
лиц, участвующих в отношениях.
Институт представительства как раз и сформировался в ответ на
потребность в регулировании отношений, когда один субъект, выполняя
экономическую роль посредника, получает возможность создавать своими
действиями юридические последствия для другого субъекта. Выработанная в
рамках этого института система норм направлена на установление сложного
баланса интересов во взаимоотношениях трех сторон: представителя,
представляемого и третьего лица.
Того факта, что со стороны представляемого выступает юридическое лицо,
как бы каждый конкретный ученый ни определял его сущность, недостаточно,
чтобы полностью отвергнуть все решения, предлагаемые институтом
представительства*(13). Действия представителя также можно считать
действиями представляемого в том смысле, что на последнего возлагаются
юридические последствия действий представителя (п. 1 ст. 182 ГК
РФ)*(14). Для этого нет необходимости в отождествлении органа с самим
юридическим лицом. По этой же причине неубедителен довод о том, что
участником правоотношения является юридическое лицо, а не орган*(15).
Представитель также не становится участником правоотношения,
порождаемого совершенной им сделкой.
Выдвигаемое иногда возражение о том, что за органом нет никакой другой
воли, не может служить опровержением представительской теории*(16).
Подобное положение дел мы можем наблюдать, например, в ситуации с
представительством недееспособных и малолетних, т.е. в классических
случаях так называемого законного представительства.
Наличие или отсутствие юридически признаваемой законом воли
представляемого не является квалифицирующим признаком представительства.
На возможность квалификации органов юридического лица в качестве
законных представителей обращали внимание в советской литературе еще в
первой половине XX в.*(17) Впрочем, в прямом смысле законным
представителем может считаться разве что коллегиальный орган участников
(учредителей), например общее собрание акционеров, потому что иные
органы наделяются полномочиями по решению участников юридического лица,
членов иного коллегиального органа (совета директоров) и т.п.
2. В доктрине неоднократно подчеркивалось, что отношения юридического
лица с лицом, осуществляющим полномочия органа, ничем принципиально не
отличаются от взаимоотношений двух самостоятельных субъектов.
Так, Г.В. Цепов справедливо обращает внимание на то, что единоличный
исполнительный орган не является частью общества, поскольку противостоит
ему в правоотношении по наделению полномочиями действовать от имени
общества. При этом автор именует лицо, выполняющее функции директора,
особым представителем общества (представителем в широком смысле).
Иногда в литературе также встречается мнение, что если полномочиями
органа наделена управляющая компания, то последняя является отдельным
субъектом. Однако мы склонны согласиться с теми авторами, которые
считают, что нет никаких принципиальных различий между случаями, когда
полномочия органа осуществляет физическое или юридическое лицо. Новая
редакция ГК РФ в п. 3 ст. 65.3 на этот счет верно указывает: "В качестве
единоличного исполнительного органа корпорации может выступать как
физическое лицо, так и юридическое лицо". Таким образом, ликвидируются
всякие основания для рассуждений об отличии ситуаций, когда полномочия
единоличного исполнительного органа осуществляются управляющей компаний,
от случаев, когда эти полномочия предоставлены физическому лицу.
3. Довод Д.В. Ломакина о том, что современное отечественное
законодательство не признает органы самостоятельными субъектами
гражданских отношений со ссылкой на п. 1 ст. 2 ГК РФ, противоречит
логике, поскольку выдает следствие за причину. Ведь спор идет о том,
можно ли считать органы каким-то особым явлением либо это просто
физические или юридические лица, наделенные полномочиями действовать от
имени юридического лица. В последнем случае очевидно, что органы и не
должны упоминаться как отдельный вид субъектов.
Кроме того, Д.В. Ломакин полагает, что "орган юридического лица нельзя
отождествлять с конкретными физическими лицами, из которых он состоит,
поскольку факт изменения персонального состава органа сам по себе не
влияет на действительность или недействительность юридических действий,
совершенных ранее юридическим лицом посредством своего органа"*(18).
Развивая эту мысль, он заключает, что возможна ситуация, когда в
определенный момент орган юридического лица будет вообще лишен "людского
субстрата": например, в период, когда избранный генеральный директор
хозяйственного общества умер, а новый еще не избран, такая ситуация не
затронет существование самого органа. При этом автор еще раз
подчеркивает, что любое физическое лицо - это не сам орган юридического
лица, а всего лишь субъект, совершающий действия по исполнению функций
такого органа в строгом соответствии с его компетенцией*(19).
Очевидно, что автор отделяет понятие органа от лиц, осуществляющих
полномочия этого органа. Следуя логике Д.В. Ломакина, мы придем к
понятию органа как объема полномочий, закрепленных за соответствующим
органом*(20). Однако это лишь свидетельство терминологической неясности
в российской доктрине, где словом "орган" обозначают и лиц,
осуществляющих соответствующие полномочия, и область полномочий,
закрепленных за органом*(21). Д.В. Ломакин, понимая этот термин как
объем полномочий, избегает ответа на вопрос о том, кем же являются лица,
осуществляющие полномочия органа, в чем их отличие от представителей?
Иные упомянутые аргументы Д.В. Ломакина также не опровергают
представительскую теорию органа. Как известно, прекращение полномочий
представителя не лишает юридической силы его действия, произведенные в
период наличия таких полномочий (либо даже до момента, когда контрагент
узнает о прекращении полномочий представителя (п. 2 ст. 189 ГК РФ)). По
этой причине, говоря словами Д.В. Ломакина, "изменение состава органа"
не повлияет "на действительность или недействительность юридических
действий, совершенных ранее юридическим лицом посредством своего
органа"*(22).
4. Развернутый перечень аргументов против признания органов
представителями был сформулирован в работе В.А. Рясенцева*(23). Часть из
них уже подвергалась критике со стороны других авторов. Так, Г.В. Цепов
верно замечает, что основание возникновения представительства не
относится к числу его существенных признаков*(24). Это опровергает
выдвинутый В.А. Рясенцевым довод о том, что орган и представитель
разграничиваются по критерию источника легитимации*(25).
Иные доводы В.А. Рясенцева не более убедительны и также могут быть
оспорены на том основании, что они не затрагивают каких-либо
существенных признаков представительства. Так, автор указывает на то,
что органы юридического лица создаются одновременно с образованием
юридического лица, а представитель существует как субъект права и до его
легитимации. Полагаем достаточным отметить, что момент возникновения
полномочий никак не может служить опровержением того, что лицо является
представителем.
Другой аргумент ученого заключается в том, что органы не существуют до
создания юридического лица. По этому поводу Е.Ю. Горбунов замечает, что
такая точка зрения противоречит позиции самого В.А. Рясенцева о том, что
орган составляют живые люди*(26). Мы же считаем, что главное возражение
заключается в том, что этот аргумент носит известную долю
схоластичности. До наделения полномочиями соответствующих лиц еще нет
органов юридического лица, что само по себе не может что-то доказывать
или опровергать.
В.А. Рясенцев отмечает, что у органа нет отдельной правоспособности,
дееспособности и интересов, отличных от интересов юридического лица.
Неясно, на чем автор основывает это утверждение. Скорее это попытка
подменить причину следствием. Если орган - это просто уполномоченное
лицо (в случае коллегиального органа - несколько лиц), то утверждение
В.А. Рясенцева неверно. Практика показывает, что лица, осуществляющие
полномочия органов юридического лица, нередко используют свои полномочия
против интересов юридического лица*(27).
Довод В.А. Рясенцева о том, что директор осуществляет также и
фактические действия, тогда как представитель только юридические, может
быть опровергнут тем, что совершение юридических действий всегда
сопряжено с действиями фактического порядка*(28).
5. Подводя итог, в качестве общего соображения можно сказать, что, как
верно отмечает А.В. Егоров, предпочтение советской доктриной теории
"директор-орган" могло иметь и идеологическую подоплеку, поскольку
теория фикции юридического лица была заклеймена как буржуазная и в таких
условиях представительская теория органа не могла получить серьезной
поддержки*(29).
Неубедительность аргументации против позиции "орган-представитель"
заставляла некоторых авторов признавать, что орган представляет
юридическое лицо. Так, Б.Б. Черепахин указывает, что "...в известном
смысле можно считать, что и орган представляет юридическое лицо, которое
в его лице совершает правомерные юридические действия: сделки,
процессуальные действия и т.д. Однако ни в коем случае нельзя сказать,
что орган представительствует от имени юридического лица"*(30). На наш
взгляд, такая манипуляция словами не может служить серьезным аргументом
и уж точно не позволяет опровергнуть юридическую равнозначность ситуаций
"орган-юридическое лицо" и "представитель-представляемый".
Примечательно, что многие авторы, провозглашая принципиальные отличия
органа от представителя, тем не менее при разрешении сколько-нибудь
значимых практических вопросов допускают применение норм о
представительстве по аналогии*(31), что лишний раз заставляет
сомневаться в обоснованности существования понятия "орган" как
самостоятельной категории.

Противопоставление представительской и органической теорий юридического
лица в наднациональном европейском корпоративном праве*(32)

В российской литературе получил определенную популярность довод о том,
что европейские страны отказались от представительской теории в пользу
органической, и такой выбор был отражен в так называемой Директиве о
публикациях*(33). Вслед за Е.А. Дубовицкой, озвучившей этот довод,
многие авторы использовали его, чтобы доказать, что директор не является
представителем*(34).
Думается, что верное само по себе утверждение о том, что в Директиве был
сделан выбор в пользу органической теории, не может служить
доказательством при обсуждении вопроса о природе органа юридического
лица в российском праве. Е.А. Дубовицкая описывала противопоставление
представительской и органической теорий применительно к ч. 1 ст. 9
Директивы (в ред., действовавшей до 2009 г.), которая устанавливала, что
сделки компании являются действительными, даже если выходят за предмет
ее деятельности (ultra vires). Говоря терминами российского права, речь
шла о сделках, выходящих за пределы правоспособности юридического лица.
Действительно, применительно к коммерческим организациям европейские
правопорядки ушли от принципа специальной правоспособности, поскольку он
создавал угрозу для третьих лиц, так как сделка могла быть впоследствии
оспорена как выходящая за пределы правоспособности, установленные
уставом*(35). Также верно, что в определенном смысле принцип общей
правоспособности являлся отходом от представительской теории, в
соответствии с которой участники, как и в случае с любым представителем,
способны ограничить круг сделок, которые уполномочен совершать
директор*(36). Однако отсюда же следует, что переход от
представительской теории к органической подразумевает прежде всего
переход к принципу общей правоспособности. С точки зрения института
представительства это означает, что директор обладает полномочиями на
совершение любых сделок от имени компании.
Полагаем важным отметить, что объем полномочий (круг сделок, на
заключение которых уполномочен директор) никак не может служить
квалифицирующим признаком представительства, по крайней мере
применительно к российскому праву (п. 1 ст. 182 ГК РФ). Поэтому
утверждение, что директор является органом, означает лишь то, что,
условно говоря, он всегда в силу закона обладает "генеральной
доверенностью".
При принятии Директивы особый акцент был сделан на разделении отношений
с лицами, осуществляющими полномочия органов, на внутренние (между
компанией и органом) и внешние (с третьими лицами)*(37). При этом во
внешних отношениях орган не связан никакими ограничениями*(38).
Подводя итог, мы можем сделать вывод, что так называемый выбор в пользу
органической теории подразумевал закрепление принципа общей
правоспособности и разделение отношений с органом на внешние и
внутренние. Все это вполне укладывается в общее понятие
представительства, закрепленное в российском праве (п. 1 ст. 182 ГК РФ).
Поэтому едва ли правильно ссылаться на обсуждаемую Директиву в том
смысле, что она отрицает за членами органа статус представителей.
Более того, в ст. 9 Директивы (ст. 8 Директивы в ред. до 2009 г.)
понятие органа раскрывается через лиц, которые уполномочены представлять
компанию ("the persons who, as an organ of the company, are authorised
to represent it").

Компромиссные теории

В российской литературе встречаются точки зрения, исходящие из
двойственности правового статуса органа.
1. Возможность примирения позиций органической и представительской
теорий видел Д.И. Степанов, который полагает, что орган можно
рассматривать как часть юридического лица, когда он обладает правом не
только реализовать волю вовне, но и самостоятельно формировать ее, а в
тех случаях, когда орган выходит за пределы очерченных полномочий
(установленных законом, учредительным документом) или совершает сделку
вопреки интересам юридического лица, он приобретает свойства
представителя, так как его воля начинает противопоставляться воле
юридического лица*(39).
В словах Д.И. Степанова можно увидеть иначе сформулированную мысль В.А.
Рясенцева о том, что лицо, осуществляющее полномочия органа,
рассматривается как отдельный субъект в случаях, когда оно выходит за
пределы своей компетенции, действуя с нарушением устава, в силу чего
возникает ответственность перед юридическим лицом*(40).
Полагаем, что такое "объяснение" является искусственным и умозрительным:
в рамках компетенции - орган, за ее пределами - самостоятельный субъект.
Излишне объяснять, что одно и то же лицо не может быть одновременно
самостоятельным и несамостоятельным субъектом. Никакие абстрактные
логические построения не смогут избежать того факта, что лицо,
осуществляющее полномочия органа, - вполне реальный субъект, имеющий
собственные интересы.
Что самое главное, в предложенной Д.И. Степановым конструкции можно
увидеть изложение самой обычной ситуации выхода представителя за рамки
полномочий (ст. 183 ГК РФ): до тех пор пока представитель, в том числе
орган, действует в пределах предоставленных полномочий, юридические
последствия его действий возлагаются на представляемого (юридическое
лицо), т.е. действия представителя считаются действиями представляемого,
но как только представитель выходит за пределы полномочий, последствия
его действий относятся только на него самого.
Дальнейшие рассуждения Д.И. Степанова подтверждают, что за счет
предложенной им компромиссной позиции он предполагал сделать применимыми
нормы о представительстве, касающиеся последствий превышения органом
юридического лица полномочий при совершении сделки*(41).
Однако не только положения о превышении полномочий в смысле ст. 183 ГК
РФ, но и вообще все нормы представительства в конечном счете призваны
отвечать на вопрос о том, были ли полномочия у лица на совершение сделки
в каждой конкретной ситуации: истечение срока полномочий, сделка с
конфликтом интересов, нарушение правил о передоверии, отмена
доверенности и т.п.
Поэтому сказать, что орган становится отдельным субъектом, когда
превышает полномочия, это не сказать ничего. Чтобы решить, действовал ли
он в пределах полномочий, было ли у него полномочие, как раз и
необходимо использовать все нормы о представительстве.
2. Более интересна позиция Е.В. Тычинской, которая указывает, что
представительство органа проявляется именно во внешних отношениях
юридического лица (участие в гражданском обороте), в то время как во
внутренних отношениях орган представляет собой часть юридического
лица*(42). Эту точку зрения поддержал и А.В. Егоров*(43).
Е.В. Тычинская предлагает такой критерий разделения органа и
представителя: "...следует четко разделить две сферы деятельности лица,
реализующего полномочия единоличного исполнительного органа, и говорить,
с одной стороны, о внутренних управленческих отношениях, в которых его
роль состоит в осуществлении текущего руководства деятельностью
хозяйственного общества, в ведении его дел и включает в себя принятие
решений по поводу предпринимательской деятельности общества (реализация
общих и приоритетных направлений деятельности, целесообразность
заключения конкретных сделок, кадровые вопросы и пр.), а с другой - о
внешних отношениях, в которых данное лицо выступает представителем
общества"*(44).
Мы считаем, что автор смешивает фактические и юридические действия
органа, вступая в противоречие с собственной позицией о том, что
юридические действия неотъемлемо связаны с фактическими*(45). На наш
взгляд, нет необходимости давать органу какую-либо дополнительную
квалификацию, поскольку совершение со стороны директора юридических
действий составляет основную его задачу, совершение же действий
фактических является лишь дополнением. В конечном счете директор нужен
именно для совершения юридических действий (например, заключение как
гражданско-правовых, так и трудовых договоров), чтобы позволить
юридическому лицу участвовать в гражданском обороте.
3. Немного иного рода теория была выдвинута Н.В. Козловой и развита С.С.
Вилкиным.
Н.В. Козлова указывает: "Специфика корпоративного представительства
состоит в том, что физические лица, составляющие органы юридического
лица, во внутренних, корпоративных отношениях являются самостоятельными
субъектами, проявляющими собственную волю, тогда как во внешних
отношениях между юридическим лицом и третьими лицами они
рассматриваются, в силу принципа организационного единства, в качестве
составных частей юридического лица, выражающих вовне его волю и без
доверенности действующих от его имени"*(46).
Не вполне ясно, в чем ценность квалификации органа как представителя,
если в отношениях с третьими лицами он в качестве такого не
рассматривается. Это довольно противоречивая позиция, поскольку
констатация отношений представительства как раз и необходима для того,
чтобы урегулировать отношения представляемого и третьего лица, которые
совершили сделку при посредстве представителя. Например, чтобы
представляемый в ответ на притязания третьего лица мог сослаться на то,
что представитель действовал без необходимых полномочий, и наоборот,
третье лицо могло сослаться на то, что оно совершило сделку, полагаясь
на наличие полномочий у представителя. Иными словами, представительство
с необходимостью требует обязательного наличия трех сторон:
представитель, представляемый и третье лицо.
Тем не менее, по мнению С.С. Вилкина, теория Н.В. Козловой позволяет
эффективно разрешить ряд проблем, поскольку она, с одной стороны,
предоставляет возможность применять нормы ГК РФ о представительстве, не
прибегая при этом к аналогии, которая еще требует обоснования, а с
другой - объясняет существование гражданских правоотношений с участием
лиц, осуществляющих функции органов юридического лица (причем
правоотношений не только между органами, но и между ними и юридическим
лицом)*(47).
С.С. Вилкин особо акцентирует внимание на том, что Н.В. Козлова
правильно отмечает двойственность положения органов: 1) орган - это
лица, воля и действия, которых приписываются юридическому лицу; 2) они
также часть юридического лица. При этом, как видится автору, "выражение
"часть юридического лица" характеризует не правовое положение органа с
точки зрения его правосубъектности, точнее ее отсутствия, как полагают
сторонники теории органа. Оно указывает, возможно, образно на правовое
положение органа с точки зрения его функции: осуществления
волеспособности и дееспособности юридического лица"*(48).
Исходя из приведенной цитаты можно заметить, что С.С. Вилкин пытается
вложить в теорию Н.В. Козловой новый смысл, так как утверждает, что
орган - это представитель (уже без уточнения про некие "внутренние
корпоративные отношения"), но одновременно и часть юридического лица.
Однако за всеми этими манипуляциями с абстрактными понятиями "часть
юридического лица", "орган юридического лица - это физическое лицо..."
остается в тени вопрос о том, для чего необходима такая сложная двойная
квалификация лиц, имеющих право действовать от имени юридического лица?
Главное следствие позиции Н.В. Козловой в ее интерпретации С.С.
Вилкиным, насколько мы можем судить, заключается в том, что она
"предоставляет возможность применять нормы ГК РФ о представительстве, не
прибегая при этом к аналогии", что едва ли можно считать успешным
результатом, если иметь в виду, что квалификация их в качестве обычных
представителей позволила бы достичь того же самого без приведенных выше
образных объяснений. Более того, дополнительная квалификация органа в
качестве части юридического лица ничего не добавляет с практической
точки зрения.
В целом складывается впечатление, что "реверансы" в сторону органической
теории - дань долгой доктринальной традиции. Как можно заметить, С.С.
Вилкин при изложении этого вопроса отражает воззрения германской
доктрины, где двойная квалификация органа является в определенной
степени наследием того огромного влияния, которое оказала в свое время
теория О. фон Гирке*(49).

Практические последствия признания органа представителем

1. Прежде всего необходимо определиться, какие субъекты могут
рассматриваться в качестве органов юридического лица. Из содержания абз.
2 п. 1 ст. 53 ГК РФ вытекает, что структура и виды органов
устанавливаются законом и учредительными документами. Среди упомянутых в
законе органов можно выделить такие, которые создаются в корпорации,
т.е. общее собрание, единоличный исполнительный орган, а также
коллегиальные органы (ст. 65.3 ГК РФ). В других организационно-правовых
формах структура и наименование органов могут быть иными.
Следовательно, главный признак такого представителя, как орган, - это
то, что его наличие и полномочия предусмотрены учредительным документом.
При этом закон предлагает определенную стандартную структуру органов,
которая может быть как императивной (общее собрание участников
юридического лица или иной высший коллегиальный орган, образование
наблюдательного совета в публичном акционерном обществе), так и
диспозитивной (например, совет директоров в непубличном акционерном
обществе). Подчеркнем, что важно не просто указание в учредительном
документе на возможность создания того или иного органа, но и
определение его полномочий, т.е. возможность создавать, изменять и
прекращать гражданские права и обязанности юридического лица (п. 1 ст.
182 ГК РФ), даже если такие полномочия будут сводиться к совершению
одного или нескольких юридически значимых действий.
В этом смысле справедливо называть органы юридического лица уставными
представителями, что позволит отграничить их от иных представителей
юридического лица.
2. Важно решить, относятся органы юридического лица к добровольным или
законным представителям. Для этого нужно узнать, является ли
возникновение полномочий следствием сделки представляемого (совершенной
им лично или от его имени представителем). При положительном ответе на
этот вопрос представительство является добровольным, в ином случае -
законным*(50).
Согласно приведенному критерию к числу законных представителей может
быть отнесено только общее собрание учредителей (участников)
юридического лица, все остальные органы получают полномочия вследствие
сделки (избрания), совершаемой либо общим собранием, либо иным
коллегиальным органом (например, советом директоров), т.е. являются
добровольными представителями.
В силу п. 4 ст. 185 ГК РФ правила Кодекса о доверенности применяются
также в случаях, когда полномочия представителя содержатся в решении
собрания, если иное не установлено законом или не противоречит существу
отношений. Исходя из этого можно заключить, что к другим органам, помимо
общего собрания, подлежат применению нормы главы 10 ГК РФ о
доверенности, если иное не установлено законом или не противоречит
существу отношений.
Кроме того, законное представительство, как оно трактуется в нашем
законодательстве и доктрине (например, представительство малолетних,
недееспособных или ограниченных в дееспособности), не является цельным
понятием. Поэтому говоря, что кто-то выступает законным представителем,
мы вовсе не определяем применимые нормы права. Например, закон прямо
регулирует положение таких законных представителей, как опекуны и
попечители (ст. 31-40 ГК РФ), тем не менее вопрос о применении к ним
общих положений о представительстве из главы 10 ГК РФ остается открытым
и решается исходя из существа отношений.
Аналогичная ситуация складывается и с другими органами. Например,
участники общего собрания могут голосовать через представителей, а члены
наблюдательного совета - нет*(51), подтверждение полномочий единоличного
исполнительного органа по общему правилу происходит на основании
реестра, а всех остальных органов - иначе, и т.п. Следовательно, довод
"органы - это законные представители" не может сам по себе
свидетельствовать в пользу применения или неприменения той или иной
нормы главы 10 ГК РФ.
3. Одним из наиболее важных моментов в понимании органов юридического
лица как представителей является разделение отношений между юридическим
лицом и органом на внутренние и внешние. Как мы уже упоминали ранее, в
доктрине принято различать внешние отношения (между третьим лицом и
представителем) и внутренние взаимоотношения (представителя и
представляемого)*(52).
Представляемый не может ссылаться на ограничения полномочий,
установленные во внутренних отношениях, перед добросовестным третьим
лицом, которое, совершая сделку с представителем, полагалось на
содержание доверенности, т.е. сделка, совершенная представителем с
нарушением такого ограничения, будет являться действительной, хотя и
может быть оспорена на основании п. 1 ст. 174 ГК РФ. Вместе с тем
совершение сделки с превышением полномочий, указанных в доверенности,
т.е. с нарушением внешних ограничений, влечет применение ст. 183 ГК РФ.
В силу принципа общей правоспособности коммерческих юридических лиц их
исполнительный орган всегда считается наделенным полномочием на
совершение любых сделок. В терминах представительства это означает, что
с внешней стороны (в отношениях с третьими лицами) полномочия
исполнительного органа являются неограниченными. Так, в подп. 1 п. 8
постановления Пленума ВАС РФ от 16.05.2014 N 28 "О некоторых вопросах,
связанных с оспариванием крупных сделок и сделок с заинтересованностью"
содержится следующее толкование слов "должен был знать", использованных
в п. 1 ст. 174 ГК РФ: "...по общему правилу контрагенты вправе
полагаться на неограниченные полномочия директора, за исключением
случаев, когда они знали об ограничениях или должны были о них знать,
т.е. обстоятельства были таковы, что любое разумное лицо немедленно
обнаружило бы превышение директором своих полномочий".
Наделение коммерческих организаций общей правоспособностью необходимо в
том числе для освобождения контрагентов от повышенного риска вследствие
неуправомоченности директора*(53). Иное решение привело бы к тому, что
юридические лица всегда следовало бы считать ненадежными контрагентами:
третьи лица никогда не были бы уверены в полномочиях директора, что
вынуждало бы их каждый раз изучать учредительный документ и другие
документы общества (договор с директором, решение об избрании директора
и т.п.), поскольку они несли бы риски неуправомоченности директора. Все
это в конечном счете означало бы неполноценность юридического лица как
субъекта права.
Кроме того, как отмечается, одной из основных целей разграничения
отношений с представителем на внутренние и внешние является избавление
контрагентов от необходимости исследовать внутренние отношения между
представителем и представляемым*(54). Это вполне применимо и к органу
юридического лица. Если исходить из того, что третьи лица должны
проверять учредительный документ и иные документы общества на наличие
ограничений полномочий директора, то на них будет возложен риск
неверного толкования соответствующих ограничений, не говоря уже об иных
аспектах взаимоотношений юридического лица и директора. С учетом
массовости юридических лиц как участников гражданского оборота это
создает необоснованную угрозу интересам третьих лиц. Именно поэтому в
случае с директором большинство европейских правопорядков исходит из
неограниченности его полномочий, относя все уставные ограничения к
внутренней стороне отношений*(55).
Применяя разграничение отношений между представителем и представляемым
на внутреннюю и внешнюю стороны к случаям, когда подтверждение
полномочий представителя происходит посредством проверки публичного
реестра*(56), можно предположить, что сведения из него выступают
функциональным аналогом доверенности*(57), соответственно, против
третьего лица могут действовать только те ограничения полномочий
представителя, которые отражены в реестре.
Например, в случае представительства единоличного исполнительного органа
сведения ЕГРЮЛ - это область внешних отношений; сведения о полномочиях,
указанные в учредительном документе, иных документах юридического лица
или договоре с директором, - область внутренних отношений.
По причинам, изложенным выше, общий стандарт осмотрительности не должен
включать в себя обязательную проверку каких-либо иных документов
юридического лица, если только речь не идет о сделках, явно выходящих за
пределы обычной хозяйственной деятельности (отчуждение всего или большей
части имущества юридического лица). Обычно достаточно проверки ЕГРЮЛ на
предмет того, кто обладает полномочиями директора. По этой причине
ограничения полномочий директора, отраженные в учредительном документе
или иных местах, по общему правилу непротивопоставимы третьему лицу,
т.е. сделка, совершенная с нарушением таких ограничений, будет
действительной, хотя и может быть оспорена на основании п. 1 ст. 174 ГК
РФ. Если бы такие ограничения полномочий исполнительного органа
относились к внешней стороне отношений, то сделка считалась бы
совершенной без полномочий на основании ст. 183 ГК РФ, что не так в силу
прямого указания на ее оспоримость в п. 1 ст. 174 ГК РФ.
В общем виде принцип защиты доверия контрагента к полномочиям директора,
отраженным в реестре, закреплен в п. 2 ст. 51 ГК РФ. Эту идею выражает и
п. 1 ст. 174 ГК РФ, который четко указывает на то, что по общему правилу
предполагается, что контрагент не знает содержание учредительного документа.
Подтверждение полномочий органов, сведения о которых не отражены в
ЕГРЮЛ, происходит путем проверки решения об избрании членов этого
органа, а также учредительного документа. Такая обременительная
процедура, впрочем, не должна затруднять оборот, так как потребность в
ознакомлении с решениями этих органов возникает у третьих лиц только в
исключительных случаях (реорганизация, одобрение крупных сделок, т.е.
отчуждение всего или большей части имущества, одобрение сделок с
конфликтом интересов).
Другим следствием разделения отношений на внутренние и внешние является
то, что напрямую не связаны вопросы наделения единоличного органа (члена
коллегиального органа) полномочиями и заключение договора, на основании
которого лицо, осуществляющее полномочия единоличного органа, или член
коллегиального органа исполняют свои обязанности.
Таким образом, избрание лица директором (членом коллегиального органа),
будучи лишь сделкой по наделению полномочиями, само по себе не порождает
никаких обязанностей у избранного лица. Для возникновения внутренних
отношений требуется, чтобы был заключен договор*(58). Такой договор
считается заключенным также и в случае, когда избранное лицо приступило
к исполнению обязанностей, т.е. договор может быть заключен
конклюдентными действиями.
4. Согласно п. 3 ст. 65.3 ГК РФ (в ред., действующей с 01.09.2014)
уставом корпорации может быть предусмотрено предоставление полномочий
единоличного исполнительного органа нескольким лицам, действующим
совместно, или образование нескольких единоличных исполнительных
органов, действующих независимо друг от друга.
Эта норма порождает несколько важных практических вопросов, ответы на
которые можно найти в главе 10 ГК РФ.
4.1. Если в уставе предусмотрено, что полномочия единоличного
исполнительного органа могут осуществлять несколько лиц, но не
установлено, как они должны действовать (совместно или независимо друг
от друга), то ответ даст п. 5 ст. 185 ГК РФ, устанавливающий презумпцию,
согласно которой представители могут действовать самостоятельно или,
выражаясь языком закона, "каждый из них обладает полномочиями". Для того
чтобы установить, что полномочие принадлежит нескольким лицам, т.е. что
эти лица должны действовать совместно, необходимо прямое указание устава.
Поскольку, как мы указали выше, третьи лица не обязаны знакомиться с
уставом, они вправе исходить из наличия полномочий действовать
самостоятельно каждого из лиц, указанных в ЕГРЮЛ в качестве лиц, имеющих
право действовать от имени юридического лица. Знание третьих лиц о том,
что директора могут действовать только совместно, предполагается только
в случаях, когда это было указано в ЕГРЮЛ (абз. 3 п. 1 ст. 53 ГК РФ).
4.2. Если уставом установлено, что образуется несколько единоличных
исполнительных органов, каждый из которых действует независимо друг от
друга, необходимо ли разграничивать их компетенцию? Представляется, что
в отсутствие иного указания закона такой обязательности нет. Иными
словами, у юридического лица будет одновременно несколько обладающих
одинаковой компетенцией директоров. Это соответствует и логике
представительства, которое никак не ограничивает возможность
существования нескольких представителей, обладающих одинаковыми
полномочиями.
В то же время вполне допустимо, чтобы компетенция между несколькими
директорами разграничивалась уставом. Однако такое разграничение не
будет противопоставимо третьим лицам, т.е. сделка, совершенная
директором с нарушением компетенции, будет действительна и может быть
оспорена только по п. 1 ст. 174 ГК РФ, в соответствии с которым
необходимо будет доказать, что третье лицо знало или должно было знать о
том, что компетенция разграничена. При этом, как мы указывали ранее,
третье лицо вправе исходить из того, что каждый директор вправе
совершать все сделки от имени общества*(59).
Обратим также внимание на то, что ЕГРЮЛ не предоставляет возможность
указания полномочий директора. Следовательно, добросовестные третьи
лица, полагавшиеся на сведения из реестра, вполне могут исходить из
наличия необходимых полномочий.
Возможно, в будущем будет поставлен вопрос об отражении в ЕГРЮЛ
компетенции каждого из нескольких директоров. Однако представляется, что
воплощение этой идеи в жизнь было бы ошибкой, так как будет поставлена
под угрозу стабильность гражданского оборота, участники которого будут
вынуждены оценивать, уполномочен ли каждый конкретный директор на
совершение того или иного действия, т.е. на третье лицо будет возложен
риск неправильного толкования формулировок полномочий директора. Ведь
ничего не мешало отражать ограничения полномочий директора в ЕГРЮЛ и до
реформы ГК РФ, но законодатель на это не пошел. Нет причин, почему с
появлением возможности существования нескольких директоров позиция
законодателя должна поменяться и он должен допустить указание этих
ограничений в ЕГРЮЛ.
4.3. Последний вопрос касается случаев, когда в силу устава полномочия
единоличного исполнительного органа осуществляют совместно несколько
лиц*(60).
Прежде всего необходимо определить, что означает слово "совместно".
Полагаем, что при его толковании следует ориентироваться на нормы о
представительстве (п. 5 ст. 185 ГК РФ), где использован такой же термин.
Эта норма описывает так называемое коллективное представительство, т.е.
случаи, когда в совершении сделки от имени представляемого участвуют все
или несколько из представителей, которым принадлежит коллективное
полномочие*(61). Если не указано иное, следует исходить из того, что для
совершения сделки необходимо участие каждого из сопредставителей, так
как это и предполагается буквальным пониманием слова "совместное".
Примеры аналогичного понимания слова "совместно" можно увидеть в п. 1
ст. 72 и п. 1 ст. 1044 ГК РФ, где этот термин используется для
обозначения ситуаций, когда необходимо волеизъявление всех лиц,
действующих совместно.
Далее необходимо выяснить, каковы последствия совершения сделки в
отсутствие волеизъявления всех сопредставителей, в том числе лиц,
совместно осуществляющих полномочия единоличного исполнительного органа.
Представляется, что поскольку в обсуждаемой ситуации полномочие
осуществляется только несколькими лицами совместно, то в отсутствие всех
необходимых волеизъявлений сделка не считается совершенной. Данную
ситуацию необходимо отграничивать от случая, описанного в ст. 183 ГК РФ,
когда представитель действовал без необходимых полномочий, поскольку эта
статья рассчитана на ситуации, в которой лицо, действовавшее без
полномочий, создавало видимость их наличия. Тогда как в случае с
содиректором, который не скрывает факта, что он лишь один из нескольких
совместно действующих директоров, отсутствует это намерение создать
видимость наличия полномочия, а следовательно, и считать сделку
совершенной от его имени было бы неоправданным.
5. В судебной практике и литературе часто обсуждался вопрос о
применимости к действиям директора нормы ст. 183 ГК РФ,
предусматривающей, что при отсутствии полномочий действовать от имени
другого лица или при превышении таких полномочий сделка считается
заключенной от имени и в интересах совершившего ее лица, если только
другое лицо (представляемый) впоследствии не одобрит эту сделку.
Достаточно давно в судебной практике закрепилась позиция о
неприменимости этой нормы к органу юридического лица. Так, в п. 2
информационного письма Президиума ВАС РФ от 23.10.2000 N 57 "О некоторых
вопросах практики применения статьи 183 Гражданского кодекса Российской
Федерации" указано, что в случаях превышения полномочий органом
юридического лица (ст. 53 ГК РФ) при заключении сделки п. 1 ст. 183 ГК
РФ применяться не может; в данном случае в зависимости от обстоятельств
конкретного дела суду необходимо руководствоваться ст. 168, 174 ГК РФ с
учетом положений постановления Пленума ВАС РФ от 14.05.1998 N 9 "О
некоторых вопросах практики применения статьи 174 Гражданского кодекса
Российской Федерации"*(62).
Многие авторы высказывали мнение о том, что подход судебной практики был
сугубо прагматическим: лицо, действовавшее от имени юридического лица в
качестве органа, без полномочий или с их превышением, с высокой степенью
вероятности не будет способно исполнить обязательства по договору*(63).
Этот аргумент, конечно, нельзя всерьез принимать во внимание, если
только не предполагать, что в остальных случаях лица, которые
действовали без полномочия или с его превышением, всегда способны
исполнить договор*(64).
Тем не менее, руководствуясь упомянутым разъяснением, суды не применяли
к сделкам лжедиректоров ст. 183 ГК РФ. Вместо этого такие сделки
признавались недействительными на основании ст. 168 ГК РФ, при этом
судебная практика, по существу, сформулировала позицию о том, что
сведения ЕГРЮЛ о директоре организации обладают публичной
достоверностью, т.е. тот, кто добросовестно полагался на их
достоверность, защищен правопорядком от обнаруживаемой впоследствии их
недостоверности и может ссылаться на них в суде*(65).
С признанием за органом юридического лица статуса представителя к нему
будет применима также и ст. 183 ГК РФ, однако, думается, никаких
глобальных изменений это повлечь не должно. На первый взгляд в случае со
ст. 183 ГК РФ добросовестность третьего лица, вступившего в сделку с
неуполномоченным лицом, не имеет значения, но такой вывод был бы
поспешным. Закон защищает доверие третьих лиц к публичному реестру,
содержащему в том числе сведения о полномочиях директора (п. 2 ст. 51 ГК
РФ)*(66). Разумеется, такая защита не безгранична, ведь п. 2 ст. 51 ГК
РФ хотя и закрепляет общий принцип публичной достоверности сведений,
содержащихся в реестре юридических лиц, тем не менее оговаривает в числе
исключений случаи, когда соответствующие данные включены в этот реестр в
результате неправомерных действий третьих лиц или иным путем помимо воли
юридического лица. Следовательно, сделка лица, указанного в ЕГРЮЛ в
качестве директора, но фактически не обладавшего такими полномочиями,
тем не менее связывает юридическое лицо (представляемого), если только
не будет доказано, что другая сторона сделки знала или должна была знать
об отсутствии полномочий либо соответствующие данные включены в реестр в
результате неправомерных действий третьих лиц или иным путем помимо воли
представляемого.
С учетом сказанного можно констатировать, что с признанием органа
представителем (и, как следствие, с применением ст. 183 ГК РФ) с точки
зрения практических последствий по сравнению с существовавшей судебной
практикой оспаривания сделок лжедиректоров ничего не должно измениться
кардинально: по-прежнему подлежит учету добросовестность контрагента, а
также то, не было ли изменение данных реестра результатом неправомерных
действий третьих лиц. В то же время правовой режим сделок лжедиректора
уравнивается со сделками с лжепредставителями: 1) сделки лжедиректора не
нужно оспаривать (согласно п. 1 ст. 183 ГК РФ для представляемого
юридического лица они не производят правового эффекта); 2) у третьих лиц
появляется определенность в статусе таких сделок - они считаются
совершенными от имени лжедиректора.
6. Довольно часто в судебной практике и литературе возникал вопрос о
применении п. 3 ст. 182 ГК РФ к действиям директора. В качестве
единственного аргумента против указывали на то, что органы юридического
лица не являются представителями*(67). Позднее судебная практика перешла
на позицию о применимости к директору этой нормы*(68).
Мотивы такого решения можно проследить на примере п. 10 информационного
письма Президиума ВАС РФ от 10.12.2013 N 162, где указано, что
"положение лица, которое в силу закона или учредительных документов
юридического лица выступает от его имени, и положение представителя во
многом аналогичны. И орган юридического лица, и представитель действуют
от имени соответствующего лица, создавая для него права и обязанности".
Также это информационное письмо содержит вывод о возможности оспаривания
сделки, заключенной директором, на основании ст. 179 ГК РФ (в ред. до
01.09.2013), поскольку в противном случае юридические лица будут
поставлены в неравное положение с другими участниками гражданского
оборота, что приведет к нарушению основополагающего принципа равенства
участников гражданских правоотношений (п. 1 ст. 1 ГК РФ).
Некоторые авторы и раньше выступали за применение этой нормы к сделкам,
заключенным директором. А.В. Егоров, в частности, указывал на
возможность злоупотребления со стороны директоров в тех
организационно-правовых формах, законы о которых не содержат правила об
оспаривании сделок с заинтересованностью*(69). Ю.В. Байгушева, которая в
целом считает, что директор не является представителем, тем не менее
отмечает, что цель п. 3 ст. 182 ГК РФ состоит в исключении коллизии
интересов представляемых, и такая коллизия может возникнуть и между
интересами двух юридических лиц, когда одно и то же лицо является
органом в этих юридических лицах, а потому, по словам автора, эту норму
можно применять по аналогии*(70). В условиях новой редакции п. 1 ст. 53
ГК РФ уже нет никаких сомнений, что п. 3 ст. 182 ГК РФ будет применяться
к органам юридического лица*(71).
Вопрос о соотношении п. 3 ст. 182 ГК РФ и норм о сделках с
заинтересованностью решен в п. 1 постановления Пленума ВАС РФ от
16.05.2014 N 28, из которого следует, что в случае, когда сделка
подпадает под специальное регулирование норм о сделках с
заинтересованностью, она не подлежит оспариванию по правилам п. 3 ст.
182 ГК РФ.
Подчеркнем, что п. 3 ст. 182 ГК РФ применяется также и к голосованию
членов коллегиальных органов. Как отмечали Е.А. Крашенинников и Ю.В.
Байгушева, по правилам об оспаривании сделок может быть признано
недействительным одно из волеизъявлений (иными словами, голосование),
составляющих решение, и в некоторых случаях это может привести к
недействительности всего решения*(72). Вместе с тем авторы не
рассматривают голосование как сделку, так как само по себе оно не
порождает правовых последствий, на которые направлено*(73).
Следовательно, голосование члена коллегиального органа, в том числе
волеизъявление участника на общем собрании, может быть оспорено на
основании п. 3 ст. 182 ГК РФ. Во избежание этого член коллегиального
органа должен воздерживаться от голосования по вопросу, решение по
которому касается его лично, например выдача согласия на совершение
сделки, стороной или выгодоприобретателем которой он является. В то же
время под действие п. 3 ст. 182 ГК РФ не должны подпадать случаи, в
которых хотя разрешаемый вопрос и касается участника (акционера) лично,
но его участие в голосовании оправдывается наличием у него интересов,
обусловленных статусом участника (акционера). Например, он вправе
голосовать по вопросу избрания директора, даже если в качестве кандидата
выступает он сам или аффилированное с ним лицо, по вопросу выплаты
дивидендов и т.п.*(74)
7. Значимым является вопрос о возможности оспаривания сделок,
совершенных директором, по таким основаниям недействительности, как ст.
171, 177-179 ГК РФ (в ред. до 01.09.2013).
В ст. 171, 177 и 178 ГК РФ вообще нет упоминания о том, что может быть
оспорена сделка, заключенная представителем, в том числе органом. Лишь
ст. 179 ГК РФ касается оспаривания сделки, совершенной представителем,
но в условиях непризнания органа представителем это нередко понималось
как невозможность оспаривания сделок директора по такому основанию.
Впрочем, судебная практика допускала оспаривание сделки директора на
основании ст. 179 ГК РФ (в ред. до 01.09.2013)*(75). Этот подход к
оспариванию сделок, заключенных органом, вступившим в злонамеренное
соглашение с противоположной стороной сделки, получил поддержку в
литературе*(76). Окончательно проблема была решена после появления нормы
п. 2 ст. 174 ГК РФ, устанавливающей, что может быть оспорена сделка,
совершенная органом юридического лица заведомо в ущерб интересам
юридического лица, если другая сторона сделки знала или должна была
знать о явном ущербе для юридического лица либо имели место
обстоятельства, которые свидетельствовали о сговоре либо об иных
совместных действиях органа юридического лица и другой стороны сделки в
ущерб интересам юридического лица.
Полагаем, что в целом основания недействительности, закрепленные в ст.
171, 177 и 178 ГК РФ (как в предыдущих, так и в действующей редакциях),
применимы и к сделкам, совершенным представителем, в том числе органом,
поскольку согласно устоявшемуся в доктрине мнению в случае совершения
сделки представителем по общему правилу пороки воли и волеизъявления
устанавливаются исходя из личности представителя*(77). Поэтому нет
необходимости специально упоминать возможность оспорить сделку по этим
основаниям, если она была совершена посредством представителя.
8. Другой важной проблемой является определение последствий истечения
срока полномочий единоличного исполнительного органа.
В судебной практике сложилось устойчивое мнение, что закон не
устанавливает никакие определенные юридические последствия, связанные с
истечением срока полномочий единоличного исполнительного органа, поэтому
его полномочия не считаются прекратившимися и лицо вправе выполнять
функции единоличного исполнительного органа до момента избрания нового
руководителя*(78). Некоторые суды также добавляют, что отсутствие у
юридического лица единоличного исполнительного органа противоречит
принципу разумности, целям существования юридического лица и
препятствует его хозяйственной деятельности*(79). Иногда встречаются
высказывания о том, что фактическое исполнение обязанностей единоличного
исполнительного органа в период после истечения срока полномочий
директора до избрания единоличного исполнительного органа в
установленном законом и уставом общества порядке само по себе не может
свидетельствовать о незаконности всех действий лица, продолжающего
исполнять функции единоличного исполнительного органа*(80). Единичные
судебные акты фиксируют противоположное: истечение установленного
уставом срока полномочий директора влечет их прекращение и, как
следствие, невозможность совершения таким директором сделок от имени
общества*(81).
На основании сложившейся судебной практики Е.В. Тычинская делает вывод о
том, что суды позволяют неуполномоченному лицу выступать от имени
общества в гражданском обороте, осуществляя его права и связывая его
соответствующими обязанностями перед третьими лицами. По ее мнению,
истечение срока, на который было избрано или назначено лицо, реализующее
функции единоличного исполнительного органа, является одним из оснований
прекращения его полномочий*(82).
Теперь, казалось бы, ответ можно найти в ст. 186 ГК РФ. Однако, на наш
взгляд, нельзя проводить прямую аналогию между ст. 186 ГК РФ и сроком
полномочий единоличного исполнительного органа. В случае со ст. 186 ГК
РФ срок полномочий указывается в доверенности, т.е. третье лицо,
совершающее сделку, прекрасно осведомлено об этом ограничении, тогда как
сведения о сроке полномочий директора не отражаются в публичном реестре
- ЕГРЮЛ. Следовательно, контрагент будет защищен от любых возражений о
неуправомоченности директора по причине истечения срока его полномочий,
за исключением случаев, если будет доказано, что он знал или должен был
знать об этом (п. 2 ст. 51 ГК РФ). Однако приведенное объяснение
основано на существующем положении дел, когда в реестр не попадают
данные о сроке полномочий директора.
Описанную ситуацию сложно назвать справедливой, так как сохранение
полномочий единоличного исполнительного органа даже после истечения
срока нарушает права участников юридического лица на возможность
выбирать директора. Отдельная группа участников получает ничем не
обоснованное преимущество: их кандидат может сохранять полномочия
бесконечно долго при условии, что остальные участники не обладают
необходимым большинством для избрания другого директора. Это может
служить аргументом в пользу того, чтобы допустить внесение сведений о
сроке полномочий директора в ЕГРЮЛ.
Следует отметить, что доводы о невозможности существования юридического
лица без единоличного исполнительного органа являются наследием
органической теории и не могут быть рационально обоснованы. Вполне
реальна ситуация, когда лицо, осуществлявшее полномочия единоличного
исполнительного органа, откажется от этих полномочий, умрет или станет
недееспособным либо его полномочия будут прекращены решением общего
собрания участников, причем все может быть осложнено тем, что участники
не могут договориться о новой кандидатуре. В это время юридическое лицо
существует без директора, что не нарушает прав контрагентов, которые
по-прежнему имеют возможность обратиться с требованиями к юридическому
лицу, в том числе через суд, направив письмо по адресу, указанному в
ЕГРЮЛ*(83).
9. Против теории "директор-представитель" часто возражают, что в этом
случае необходимо было бы в силу ст. 187 ГК РФ нотариально заверять
каждую доверенность, которую выдает директор, так как это было бы
передоверием*(84).
Полагаем, что упомянутая статья не подлежит применению к органам
юридического лица, так как рассчитана на случаи "классического"
добровольного представительства (например, поручение), когда имеет место
единичная доверенность, а случаи передоверия - исключение. На это
указывает общая закрепленная в п. 1 ст. 187 ГК РФ презумпция о том, что
лицо, которому выдана доверенность, должно лично совершать те действия,
на которые оно уполномочено, и может передоверить их совершение другому
лицу, если уполномочено на это доверенностью. Исходя из этого выстроены
и остальные правила в статье, максимально формализующие (например,
установлением нотариальной формы передоверия) и ограничивающие
возможность передоверия.
Вместе с тем полномочие директора предполагает возможность осуществлять
передоверие другим лицам, более того, это неотъемлемая часть его
обязанностей. На этот счет постановление Президиума ВАС РФ от 21.01.2014
N 9324/13 справедливо указывает: "При необходимости, с учетом характера
и масштаба хозяйственной деятельности, единоличный исполнительный орган
вправе привлекать третьих лиц (по трудовым или гражданско-правовым
договорам) и предоставлять им полномочия действовать от имени общества".
Следовательно, общие правила ст. 187 ГК РФ не отвечают существу
отношений, возникающих в случае представительства органов, а значит, не
подлежат применению (п. 4 ст. 185 ГК РФ). Косвенно на это указывает и
содержание абз. 2 п. 3 ст. 187 ГК РФ, который освобождает от
необходимости соблюдения нотариальной формы доверенности, выдаваемые
руководителями филиалов и представительств, несмотря на то, что сами они
действуют на основании доверенности. Идея этой нормы заключается в том,
чтобы избавить юридические лица от необходимости соблюдать излишние
формальности, когда заранее известно, что передоверие будет
неоднократным. Было бы странно освобождать от формальностей
руководителей филиалов и представительств, но заставлять директора
нотариально заверять каждую выдаваемую им доверенность.
10. Одной из существенных новелл является применение к органам ст. 189
ГК РФ, а именно предусмотренных подп. 2 и 3 п. 1 этой нормы возможностей
отозвать полномочие или отказаться от него. Разумеется, и до применения
норм о представительстве полномочия директора могли быть прекращены либо
он мог отказаться от полномочий. Однако сложившаяся практика исходила из
того, что в реестре всегда должен быть указан кто-то в качестве лица,
имеющего право действовать от имени юридического лица. Ситуация доходила
до абсурда, когда даже умершее лицо продолжало оставаться указанным в
реестре в качестве директора до тех пор, пока не будет избран новый.
Представляется, что теперь с прояснением правового статуса лица,
имеющего право действовать от имени юридического лица - он
представитель, - уже нет никаких оснований сохранять старую позицию.
Юридическое лицо вольно прекратить полномочия директора без избрания
нового, равно как и директор - отказаться от полномочий. Во всех этих
случаях регистрирующий орган обязан убрать из ЕГРЮЛ указание на
соответствующее лицо как обладающее полномочиями действовать от имени
юридического лица.

Заключение

В настоящей статье мы провели анализ лишь ключевых норм о
представительстве, которые будут применяться к органам юридического
лица. Однако уже сейчас понятно, что целый ряд проблем, который ранее
оставался без ответа, теперь может быть успешно решен с точки зрения
главы 10 ГК РФ.
При этом, на наш взгляд, самое важное, что такие решения будут опираться
на прочную доктринальную основу института представительства вместо
наполненной туманными наукообразными сравнениями теории органа как
"части юридического лица", несостоятельность которой проявлялась в том,
что почти любое практическое решение требовало либо недвусмысленной
законодательной нормы, либо применения норм о представительстве по аналогии.
Остается надеяться, что признание органов юридического лица
представителями - это лишь первый шаг на пути к возвращению
правоотношений, складывающихся в связи с образованием и участием в
деятельности юридического лица, в сферу традиционных разделов
гражданского права.

А.А. Кузнецов,
доцент кафедры общих проблем гражданского права
РШЧП, магистр юриспруденции (РШЧП),
кандидат юридических наук

"Вестник экономического правосудия", N 10, октябрь 2014 г.

*(1) Автор выражает благодарность А.В. Егорову, Е.В. Бибиковой и Д.В.
Новаку за высказанные в ходе доработки настоящей статьи критические
замечания и предложения. В то же время за любые ошибки и недочеты работы
отвечает исключительно автор.
*(2) На связь понятия органов юридического лица с органической теорией
указывал, например, В.А. Рясенцев. См.: Рясенцев В.А. Представительство
в советском гражданском праве (напеч. по докт. дис. 1948 г.) //
Представительство и сделки в современном гражданском праве. М., 2006. С.
170 и сноски там же.
*(3) См., напр.: Козлова Н.В. Правосубъектность юридического лица. М.,
2005. С. 321-342; Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая
теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. М., 2008. С.
277-280; Тарасенко Ю.А. Юридическая личность корпораций в связи с
проблемой юридической природы некоторых корпоративных актов //
Корпоративное право: Актуальные проблемы теории и практики / под общ.
ред. В.А. Белова. М., 2009. С. 293-294; Тычинская Е.В. Договор о
реализации функций единоличного исполнительного органа хозяйственного
общества. М., 2012. С. 15-27; Горбунов Е.Ю. О природе исполнительного
органа в контексте теорий юридического лица // Вестник гражданского
права. 2013. N 2. С 5-19.
*(4) Ср.: Черепахин Б.Б. Органы и представители юридического лица
(напеч. по одноимен. публ.: Ученые записки ВНИИСЗ. М., 1968. Вып. 14) //
Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 470 ("Волевым актам
руководящего органа юридического лица, представляющего последнее во
внешних отношениях, в том числе при совершении сделок, предшествуют и
сопутствуют волевые акты внутреннего характера, в которых проявляется
деятельность всего коллектива работников юридического лица и коллективов
его подразделений"); Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 280 ("...процесс
формирования такой воли также происходит в результате
внутриорганизационной деятельности органов юридического лица. Например,
воля хозяйственного общества на совершение крупной сделки может быть
выражена вовне его единоличным исполнительным органом (генеральным
директором) только после выполнения необходимых требований к
внутриорганизационной процедуре ее образования, заключающихся в
соблюдении особого порядка одобрения такой сделки").
*(5) В худшем случае это способно привести к заблуждению о том, что так
называемые волеизъявляющие органы лишь доносят волю, сформированную
"волеобразующими" органами. Ошибочность таких рассуждений справедливо
раскритикована в литературе (см.: Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 48-50).
Вопрос соподчинения органов между собой действительно имеет место, но
его разрешение вовсе не требует обращение к туманной классификации
волеобразующих/волеизъявляющих органов. Ранжирование представителей
путем наделения одного из них правом давать указания другим вполне
допустимо и в рамках классического представительства.
*(6) См.: Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве:
понятие, виды, государственные юридические лица. М., 1947. С. 78;
Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 172.
*(7) Краткий обзор позиций о понятии субъекта права см.:Братусь С.Н.
Указ. соч. С. 20-26.
*(8) См.: Zimmer D. Legal personality // VOC 1602-2002: 400 Years of
Company Law / E. Gepken-Jager, G. van Solinge, L. Timmerman (ed.).
Deventer, 2005. P. 269.
*(9) См.: Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. М., 2014. С.
18. Однако насколько мы можем судить из содержания работы, отрицание
значимости теорий юридического лица не привело автора к пересмотру своих
воззрений в отношении органа юридического лица.
*(10) См.: Егоров А.В. Комментарий к постановлению Президиума ВАС РФ от
16.06.2009 N 17580/08 // Правовые позиции Президиума ВАС РФ: избр.
постановления за 2009 г. с комментариями / под ред. А.А. Иванова. М.,
2012. С. 220. При этом автор приводит в пример признание сделки,
заключенной при злонамеренном соглашении представителя с другой
стороной, недействительной в соответствии со ст. 179 ГК РФ, которая в
редакции, действовавшей до 01.09.2013, по буквальному тексту не
позволяла оспорить сделку, совершенную директором. Заметим, что судебная
практика допускала применение этой нормы для оспаривания сделки,
совершенной директором (см.: постановление Президиума ВАС РФ от
28.05.2013 N 15036/12; п. 10 информационного письма Президиума ВАС РФ от
10.12.2013 N 162).
*(11) Такая позиция, в частности, воспроизводится и в одном из наиболее
известных учебников по гражданскому праву (см.: Гражданское право. Общая
часть: учеб. в 4 т. / под ред. Е.А. Суханова. 3-е изд., перераб. и доп.
М., 2008. Т. 1. С. 240 (автор раздела - Е.А. Суханов)). В целом подобная
аргументация упоминается в отечественных учебниках по гражданскому праву
уже более полувека с небольшими вариациями (см.: Советское гражданское
право / под ред. Д.М. Генкина. Т. 1. 1950. С. 157 (автор раздела - С.Н.
Братусь); Советское гражданское право / под ред. В.П. Грибанова и С.М.
Корнеева. Т. 1. М., 1979. С. 145 (автор раздела - Б.И. Пугинский);
Советское гражданское право / под ред. О.С. Иоффе, Ю.К. Толстого и Б.Б.
Черепахина. Т. 1. Л., 1971. С. 101 (автор раздела - В.А. Мусин)).
*(12) См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 173, 175.
*(13) Сторонники теории органа как явления, отличного от
представительства, насколько нам известно, так и не объяснили должным
образом игнорирование отдельной правосубъектности лица, осуществляющего
полномочия органа. Особенно это заметно в работе В.А. Рясенцева, где
автор вместо искомого объяснения приводит рассуждения об отношениях
разных групп людей к средствам производства и цитирует В.И. Ленина, а
дальше просто воспроизводит как аксиому: "орган юридического лица есть
неотделимая от него часть, не имеющая самостоятельного значения"
(Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 173-175).
*(14) См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 87; Байгушева Ю.В. Сущность
представительства // Очерки по торговому праву. Вып. 16. Ярославль,
2009. С. 29, 32-34. Отметим, что Ю.В. Байгушева тем не менее
придерживается мнения, что орган не является представителем (см.:
Байгушева Ю.В. Указ. соч. С. 52-53).
*(15) См.: Черепахин Б.Б. Волеобразование и волеизъявление юридического
лица (напеч. по одноимен. публ.: Правоведение. 1958. N 2) // Труды по
гражданскому праву. М., 2001. С. 306.
*(16) См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 185-186.
*(17) См.: Вольф В.Ю. Основы учения о товариществах и акционерных
обществах. М., 1927. С. 125-126; Гражданское право / под ред. М.М.
Агаркова и Д.М. Генкина. Т. 1. М., 1944. С. 148-150 (автор раздела -
С.Н. Братусь).
*(18) Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 281-282.
*(19) См.: там же.
*(20) Верный момент, который можно усмотреть в этом аргументе,
заключается в том, что возможность создания органов в некоторых случаях
должна быть предусмотрена уставом (например, коллегиальные органы
(правление или наблюдательный совет), дополнительный единоличный
исполнительный орган (п. 1 ст. 53 ГК РФ)). В таких случаях можно
говорить о том, что наделение лиц полномочиями членов этих органов
проходит в два этапа: 1) внесение изменений в устав, где указывается
возможность создания такого органа; 2) собственно наделение
полномочиями. Однако это не является особенностью корпоративного права.
Вполне мыслимо, чтобы в случае множества на стороне представляемых
(например, в договоре простого товарищества) они сначала определяли
порядок, в котором они будут предоставлять те или полномочия, а затем
наделяли полномочиями определенных лиц.
*(21) Напротив, Н.В. Козлова указывает, что органами юридического лица
являются те физические лица, которые вырабатывают и осуществляют волю от
имени юридического лица (см.: Козлова Н.В. Указ. соч. С. 351-352).
Аналогичную позицию см.: Гражданское право / под ред. М.М. Агаркова и
Д.М. Генкина. С. 148 (автор раздела - С.Н. Братусь); Братусь С.Н. Указ.
соч. С. 113 ("...органом являются те живые люди, которые вырабатывают
волю общественного образования... органом, с нашей точки зрения, нельзя
считать должность, определенную компетенцию и вытекающие из нее
действия, которые выполняет должностное лицо").
*(22) Критику этого аргумента Д.В. Ломакина см.: Вилкин С.С.
Гражданско-правовая природа волевых актов коллегиальных органов
юридического лица: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009. С. 25 (сноска 69).
*(23) См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 185-186.
*(24) См.: Цепов Г.В. Указ. соч. С. 187.
*(25) См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 185.
*(26) См.: Горбунов Е.Ю. О природе исполнительного органа в контексте
теорий юридического лица. С. 13-14.
*(27) Самый яркий пример такого рода - это совершение сделки директором
с конфликтом интересов (см., напр.: постановления ФАС Московского округа
от 10.03.2004 N КГ-А40/1065-04; ФАС Западно-Сибирского округа от
15.01.2004 N Ф04/191-2632/А27-2003). Как отмечает А.В. Егоров, в
наиболее распространенных организационно-правовых формах (акционерных
обществах и обществах с ограниченной ответственностью) выручают нормы о
сделках с заинтересованностью, но в некоторых таких
организационно-правовых формах аналогичных норм нет, и п. 3 ст. 182 ГК
РФ мог бы стать неплохим подспорьем в борьбе со злоупотреблениями
директоров (см.: Егоров А.В. Комментарий к постановлению Президиума ВАС
РФ от 16.06.2009 N 17580/08. С. 217).
*(28) См.: Антимонов Б.С. Договор поручения // Курс советского
гражданского права: отдельные виды обязательств. М., 1954. С. 283-284;
Егоров А.В. Понятие посредничества в гражданском праве: дис. ... канд.
юрид. наук. М., 2002. С. 155-157; Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 75.
*(29) См.: Егоров А.В. Комментарий к постановлению Президиума ВАС РФ от
16.06.2009 N 17580/08. С. 219-220.
*(30) Черепахин Б.Б. Органы и представители юридического лица. С. 472.
*(31) См.: Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 284-285; Горбунов Е.Ю. О природе
исполнительного органа в контексте теорий юридического лица // Вестник
гражданского права. С. 19.
*(32) См.: Directive 2009/101/EC. URL: http://eur-lex.europa.eu.
*(33) См.: Дубовицкая Е.А. Европейское корпоративное право. 2-е изд.,
перераб. и доп. М., 2008. С. 109-118.
*(34) См.: Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 278; Горбунов Е.Ю. О природе
исполнительного органа в контексте теорий юридического лица. С. 16-17.
*(35) См.: Cahn A., Donald D.C. Comparative company law: text and cases
on the laws governing corporations in Germany, the UK and the USA.
Cambridge, 2010. P. 313-315.
*(36) См.: Roth G.H., Kindler P. The Spirit of Corporate Law. Core
Principles of Corporate Law in Continental Europe. Munchen, 2013. P. 77-78.
*(37) Отмечается, что это стало победой германской доктрины, тогда как
для права большинства других стран такое разделение не было характерным
(см.: Grundmann S. European Company Law: Organization, Finance and
Capital Markets. 2nd ed. Antwerp, 2012. P. 158). О принципе разделения
отношений с представителем на внутреннюю и внешнюю стороны см. также:
Цвайгерт К., Кетц Х. Сравнительное частное право: в 2 т. Т. I. Основы.
Т. II. Договор. Неосновательное обогащение. Деликт / пер. с нем. М.,
2010. С. 434-435; Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 226-234; Варул П.А.
Представительство и полномочия // Очерки по торговому праву. Вып. 15.
Ярославль, 2009. С. 76-79; Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В.
Обоснование полномочия добровольного представителя // Очерки по
торговому праву. Вып. 17. Ярославль, 2010. С. 25-27.
*(38) Если выражаться более точно, обсуждаемая Директива вовсе не
исключает возможность ограничивать круг полномочий органа, а лишь
устанавливает, что такие ограничения могут иметь место только в
соответствии с национальными законами государств - членов ЕС, а также
оговаривает необходимость защиты добросовестных третьих лиц. В
соответствии с абз. 1 ч. 1 ст. 10 Директивы ограничения полномочий
органа могут вытекать из национального закона (например, в большинстве
стран слияние осуществляется только с согласия участников компании). В
соответствии с абз. 2 ч. 1 ст. 10 Директивы национальным законом может
быть установлено, что компания не будет связана действиями органа,
выходящими за пределы предмета деятельности компании, закрепленного в
учредительном документе, если будет подтверждено, что третье лицо знало
о превышении органом своих полномочий или обстоятельства дела были
таковы, что такое лицо не могло не знать об этом; при этом уточняется,
что само по себе раскрытие учредительного документа не является
достаточным доказательством осведомленности третьего лица об ограничении
полномочий. Согласно ч. 3 ст. 10 Директивы национальный закон может
допустить, что действовать от имени общества могут только все члены
органа вместе, при этом соответствующее ограничение может быть
противопоставлено третьим лицам при условии, что оно было надлежащим
образом раскрыто в публичном реестре. В силу ч. 2 ст. 10 Директивы
ограничение, установленное учредительным документом или решением
компетентного органа, не может быть противопоставлено третьим лицам,
даже если было раскрыто (см.: Grundmann S. Op. cit. P. 158-161). Как
утверждает Ш. Грундман, автор одного из наиболее авторитетных трудов о
наднациональном европейском корпоративном праве, несмотря на
категоричность правил о неограниченных полномочиях органа все
европейские правопорядки, в том числе Германии, предусматривают
исключения для случаев, когда ограничения, установленные учредительным
документом, были известны третьему лицу. Сюда относятся в первую очередь
случаи сговора директора с противоположной стороной сделки - коллюзии
(Ibid. P. 159, 162). Отмечается, что в Германии такого рода исключения
были развиты исходя из принципа доброй совести (см.: Ault H.J.
Harmonisation of Company Law In The European Economic Community //
Hastings Law Journal. 1968-1969. Vol. 77. P. 102 (fn. 99)).
*(39) См.: Степанов Д.И. Еще раз о природе полномочий исполнительного
органа и управляющего хозяйственным обществом // Вестник ВАС РФ. 2006. N
9. С. 23.
*(40) См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 176-177.
*(41) См.: Степанов Д.И. Указ. соч. С. 26.
*(42) См.: Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 26-27.
*(43) См.: Егоров А.В. Комментарий к постановлению Президиума ВАС РФ от
16.06.2009 N 17580/08. С. 220.
*(44) Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 44.
*(45) См. там же. С. 75.
*(46) Козлова Н.В. Указ. соч. С. 375.
*(47) См.:Вилкин С.С. Указ. соч. С. 22.
*(48) Там же. С. 22-23.
*(49) Вилкин С.С. Указ. соч. С. 17-20.
*(50) См.: Байгушева Ю.В. Указ. соч. С. 51.
*(51) См., напр.: п. 5 ст. 32 Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ
"Об обществах с ограниченной ответственностью", п. 3 ст. 68 Федерального
закона от 26.12.1995 N 208-ФЗ "Об акционерных обществах".
*(52) См.: Цвайгерт К., Кетц Х. Указ. соч. С. 434-435; Рясенцев В.А.
Указ. соч. С. 226-234; Варул П.А. Указ. соч. С. 76-79; Крашенинников
Е.А., Байгушева Ю.В. Обоснование полномочия добровольного представителя.
С. 25-27.
*(53) См.: Cahn A., Donald D.C. Op. cit. P. 313-315.
*(54) См.: Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Обоснование полномочия
добровольного представителя. С. 26. Наиболее полным образом эта идея
проводится в абз. 2 ч. 1 ст. 10 Европейской директивы о публикациях, где
сказано, что само по себе раскрытие учредительного документа не является
достаточным доказательством осведомленности третьего лица об
ограничениях предмета деятельности компании, которыми был связан
директор. Такое решение позволяет еще больше упрочить стабильность
оборота, так как контрагенты освобождаются от риска неверного понимания
ограничений, предусмотренных уставом.
*(55) См.:Roth G.H., Kindler P. Op. cit. P. 77-78.
*(56) За исключением представительства единоличного исполнительного
органа, в российском праве не так много других случаев, когда
подтверждение полномочий представителя происходит посредством реестра.
Зато такие примеры имеются в иностранном праве. Например, в § 53
Торгового уложения Германии указывается, что сведения о предоставлении и
прекращении прокуры (особый вид представительства, используемый в
коммерческом обороте) вносятся в торговый реестр. Здесь и далее ссылки
приводятся по: Торговое уложение Германии. Закон об акционерных
обществах. Закон об обществах с ограниченной ответственностью. Закон о
производственных и хозяйственных кооперативах / сост. В. Бергманн; пер.
с нем. Е.А. Дубовицкой; науч. ред. Т.Ф. Яковлева. 2-е изд., перераб. М.,
2009.
*(57) В случае представительства, основанного на реестре, третьи лица
полагаются на сведения реестра (представитель подтверждает наличие
полномочий на основании реестра), тогда как при представительстве по
доверенности - на документ, отражающий содержание сделки по наделению
полномочиями (п. 1 ст. 185 ГК РФ). Это позволяет утверждать, что решение
об избрании директора (членов коллегиальных органов), т.е. сделка, в
силу которой происходит наделение полномочиями, не является
доверенностью в смысле п. 1 ст. 185 ГК РФ, которая называет
доверенностью "письменное уполномочие, выдаваемое одним лицом другому
лицу или другим лицам для представительства перед третьими лицами".
Директор легитимируется в первую очередь через реестр (п. 2 ст. 51 ГК
РФ), хотя, безусловно, возможны ситуации, когда лицо представляет
решение о своем избрании в доказательство наличия полномочий директора,
например, чтобы совершить сделку в тот период, когда соответствующие
сведения еще не получили отражение в ЕГРЮЛ.
*(58) Отдельные авторы правильно обращают внимание на этот момент, см.:
Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 115-118. В то же время заметим, что автор
не вполне последователен, поскольку считает, что необходимо согласие
предполагаемых кандидатов в органы управления, так как, если они
отказались, избрание нарушает их права и законные интересы. Как видится,
избрание кого-либо в органы управления ни к чему не обязывает и не может
нарушать права избранного, так как является всего лишь сделкой по
наделению полномочиями, при этом для ее совершения необходима лишь воля
представляемого, т.е. юридического лица. Равным образом выдача
доверенности не требует согласия представителя (см.: Крашенинников Е.А.,
Байгушева Ю.В. Обоснование полномочия добровольного представителя. С. 6).
*(59) В то же время разграничение полномочий будет значимо при
разрешении вопроса о привлечении соответствующего директора к
ответственности за причиненные убытки.
*(60) Обращает на себя внимание то, что п. 3 ст. 65.3 ГК РФ именует
каждое из лиц, действующих от имени юридического лица независимо друг от
друга, отдельным единоличным исполнительным органом, но избегает этого в
случаях, когда полномочие предоставлено нескольким лицам, действующим
совместно: "Уставом корпорации может быть предусмотрено предоставление
полномочий единоличного исполнительного органа нескольким лицам,
действующим совместно, или образование нескольких единоличных
исполнительных органов, действующих независимо друг от друга".
Это вполне объяснимо с точки зрения критерия классификации "единоличный
- коллегиальный орган", который заключается не просто в арифметическом
количестве лиц, а в количестве лиц, необходимых для принятия решения.
Например, как указывает С.С. Вилкин, "органы юридического лица
разделяются по способу осуществления компетенции: здесь выделяются
единоличные органы, т.е. те физические лица, которые могут осуществлять
компетенцию самостоятельно, и коллегиальные (коллективные) органы, члены
которых могут осуществлять компетенцию только через взаимодействие друг
с другом. Если в единоличном органе компетенция в полном объеме
возлагается на единственное физическое лицо, осуществляющее функции
данного органа, то в коллегиальном органе компетенцией наделяются все
его члены в совокупности" (Вилкин С.С. Указ. соч. С. 27).
Иными словами, если одно лицо получает самостоятельное полномочие, т.е.
возможность принимать решение по компетенции органа своим единственным
решением, оно является единоличным органом, если же для принятия решения
необходимо участие иных лиц - коллегиальным органом. Следовательно,
когда полномочия единоличного исполнительного органа предоставлены
нескольким лицам, действующим совместно, эти несколько лиц образуют
коллегиальный орган.
*(61) См.: Байгушева Ю.В. Указ. соч. С. 58.
*(62) Впоследствии эта позиция подтверждалась в постановлениях по
конкретным делам. (см.: постановление Президиума ВАС РФ от 08.10.2002 N
6112/02).
*(63) См.: Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 52; Степанов Д.И. Указ. соч. С.
26-27.
*(64) Проблема скорее была в самой негибкой конструкции ст. 183 ГК РФ в
редакции, действовавшей до 01.09.2013, которая исходила из того, что
сделка всегда считалась заключенной с неуполномоченным лицом, без
возможности для контрагента отказаться от договора в таком случае. Этот
недостаток уже исправлен в новой редакции ст. 183 ГК РФ, где указано,
что в случае совершения сделки с неуполномоченным лицом другая сторона
путем заявления совершившему сделку лицу или представляемому вправе
отказаться от нее в одностороннем порядке, за исключением случаев, когда
при совершении сделки она знала или должна была знать об отсутствии у
совершающего сделку лица полномочий либо об их превышении.
*(65) См.: Зайцев О.Р. Дела о защите от действий лица, выступавшего в
качестве директора организации при отсутствии у него таких полномочий
(комментарий к постановлениям Президиума ВАС РФ от 02.06.2009 N 2417/09,
от 03.11.2009 N 9035/09, от 22.12.2009 N 9503/09) // Правовые позиции
Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации: избр.
постановления за 2009 год с комментариями / под ред. А.А. Иванова. М.,
2012. С. 15-16. Однако публичная достоверность реестра не могла быть
абсолютной. Очевидно, что справедливость требовала дифференциации
ситуаций, при которых лжедиректор был указан в реестре: 1) если это
произошло вследствие признания недействительным решения об его избрании
- учет добросовестности третьего лица обоснован, так как на контрагентов
не должны перекладываться риски внутренних конфликтов участников
юридического лица; 2) при попадании в реестр на основании поддельных
документов или иным образом помимо воли участников юридического лица
добросовестность стороны сделки не важна, так как оставлять в силе
сделки, совершенные злоумышленником, попавшим в реестр на основании
поддельных документов, было бы несправедливым перекосом в сторону защиты
интересов контрагентов. Такое разделение можно проследить и в практике
Президиума ВАС РФ, например в постановлении от 02.06.2009 N 2417/09.
Легко заметить, что сформированная в конечном итоге судебная практика
выходила далеко за рамки оспаривания на основании ст. 168 ГК РФ, которая
по буквальному тексту не позволяла учитывать добросовестность
противоположной стороны сделки.
*(66) Аналогичное решение, предполагающее защиту доверия к сведениями
публичного реестра, закреплено в § 15 Торгового уложения Германии, где
указано, что третье лицо может ссылаться на ошибочно внесенные в реестр
сведения, за исключением случаев, когда контрагент знал, что такие
сведения не соответствуют действительности. Это применяется и к
директору (см.: Muller K.J. The GMBH. A Guide to the German Limited
Liability Company. 2nd ed. Munich, 2009. P. 38).
*(67) См.: постановления Президиума ВАС РФ от 21.09.2005 N 6773/05, от
01.11.2005 N 9467/05, от 11.04.2006 N 10327/05, где суды указывали на
неприменимость к органу юридического лица правил о представительстве, и
в частности п. 3 ст. 182 ГК РФ.
*(68) См.: постановления Президиума ВАС РФ от 16.06.2009 N 17580/08, от
25.03.2014 N 19768/13.
*(69) См.: Егоров А.В. Комментарий к постановлению Президиума ВАС РФ от
16.06.2009 N 17580/08. С. 217.
*(70) См.: Байгушева Ю.В. Указ. соч. С. 53 (сноска 62).
*(71) Отметим, что в Германии к членам правления также применяется норма
о запрете представителю сделок в отношении себя лично (§ 181 Германского
гражданского уложения), см.: Conac P.-H., Enriques L.,Gelter M.
Constraining Dominant Shareholders' Self-Dealing: The Legal Framework in
France, Germany, and Italy // European Company and Financial Law Review.
2007. Vol. 4. P. 500 (fn. 19), 517. URL: http://ssrn.com/abstract=1532221.
*(72) См.: Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Односторонние и
многосторонние сделки // Вестник ВАС РФ. 2012. N 7. С. 50.
*(73) См. там же. С. 46.
*(74) См.: Roth G.H., Kindler P. Op. cit. P. 134-135.
*(75) См.: постановление Президиума ВАС РФ от 28.05.2013 N 15036/12; п.
10 информационного письма Президиума ВАС РФ от 10.12.2013 N 162.
*(76) См.: Гутников О.В. Недействительные сделки в гражданском праве
(теория и практика оспаривания). 3-е изд., испр. и доп. М., 2007. С.
280-281. Примечательно, что обоснование позиции было впоследствии почти
дословно воспроизведено в п. 10 информационного письма Президиума ВАС РФ
от 10.12.2013 N 162.
*(77) См.: Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Элементы понятия
представительства // Вестник ВАС РФ. 2012. N 3. С. 14-15; Рясенцев В.А.
Указ. соч. С. 55-56, 111-113; Гутников О.В. Указ. соч. С. 249-250.
*(78) См.: постановления ФАС Московского округа от 22.02.2012 по делу N
А40-85018/11; ФАС Поволжского округа от 25.10.2013 по делу N
А57-3199/2013; ФАС Северо-Западного округа от 24.09.2012 по делу N
А56-71881/2011; ФАС Центрального округа от 08.12.2008 по делу N
А14-955/2008; ФАС Западно-Сибирского округа от 26.05.2011 по делу N
А67-5899/2008.
*(79) См.: постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 20.06.2012 по
делу N А53-15902/2011.
*(80) См.: постановление ФАС Уральского округа от 12.01.2010 по делу N
А50-12455/2009.
*(81) См.: постановление ФАС Московского округа от 16.10.2006 N
КГ-А41/7734-06.
*(82) См.: Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 152-153.
*(83) Юридическое лицо несет риск последствий неполучения юридически
значимых сообщений, поступивших по его адресу, указанному в ЕГРЮЛ, а
также риск отсутствия по этому адресу своего представителя (п. 2 ст. 51
ГК РФ; п. 2 постановления Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 N 61).
*(84) См.: Практика применения Гражданского кодекса РФ части первой /
под общ. ред. В.А. Белова. 2-е изд. М., 2011. С. 391 (автор комментария
- А.Б. Бабаев).